Если товар так дорог, очень большой соблазн его подделать. Уверены ли мы, что сыр этот правда из Сен-Морица, а не из Бобруйска?

Павел Лобков и Когершын Сагиева сходили перед эфиром в ближайший супермаркет и купили все сыры, где на этикетке было написано «Швейцария», и продегустировали их вместе с Александром Крупецковым, владельцем проекта «Сырный сомелье».

Сагиева: Главный вопрос: как понять — настоящий сыр или нет? По вкусу? По виду?

Крупецков: По вкусу, на самом деле, довольно сложно понять, потому что сейчас и в российские сыры, и во всевозможные сыры добавляют очень много разных вкусовых дополнителей.

Лобков: Вот что это за сыр, не смотря на этикетку?

Крупецков: По большим дыркам судя, это эмменталь. Для него это классические большие дырки. Сейчас попробую.

Лобков: Ну что, Швейцарией пахнет?

Крупецков: Такой сладковатый у него, приятный вкус, терпкий.

Лобков: Вообще эти так называемые сыры, которые были, белорусский эмменталь — вы бы поняли сразу, если бы это был белорусский эмменталь?

Крупецков: Конечно, понял. Белорусский эмменталь, во-первых, по внешнему виду — у него структура другая. У классического эмменталя огромные дырки, у белорусского эмменталя такие маленькие дырочки по всей структуре, видно, что недоделали чуть-чуть.

Лобков: Даю вам нечто, закрываю от вас. Угадаете, чье это производство? А, во-вторых, скажите, откуда ноги растут.

Крупецков: Очень приятный сыр. Я думаю, что это грюйер, наверное.

Лобков: Грюйер написано, да, правда. То есть когда сейчас все жалуются на качество сыра, что это какой-то творог, который распадается, я, правда, тоже видел таких уродцев на витринах, они стоят около 500—800 рублей, эти стоят все-таки 1600, 1700, 1300. Есть какая-то граница, ниже которой сейчас, учитывая курс евро и швейцарского франка, швейцарский сыр стоить не может?

Крупецков: Про швейцарский сыр я скажу, что это, скорее всего, около 1000 рублей, сейчас он действительно сильно подорожал, много этому причин — и курс франка, и прочее, антисанкции. Допустим, если мы говорим про российский сыр, то для себя я высчитал, что он не может стоить дешевле 600 рублей. Если он меньше 600 рублей, то нужно уже задуматься, есть ли там пальмовое масло и прочие вещи, которых не должно быть в настоящем сыре.

Сагиева: Насколько мы можем быть уверены, что швейцарские сыры действительно в Швейцарии же и произведены? А не ввезены, например, из Франции? Мы по цене должны понять?

Крупецков: Мне кажется, в этом особого смысла нет. Зачем швейцарские сыры ввозить из Франции, если Швейцария у нас разрешена?

Сагиева: Обойти антисанкции, например.

Крупецков: Зачем? Швейцария разрешена, ее можно ввозить коротким путем.

Сагиева: Переклеить упаковки, например, с французского сыра или итальянского и ввозить через Швейцарию.

Крупецков: Я занимаюсь сыром, я такого не встречал. Не встречал белорусских мидий и прочих вещей.

Лобков: Сыр, который, намекаю, был описан еще у Ильфа и Петрова как мечта о западных ценностях.

Крупецков: Сейчас попробуем его. Нет, не похож сыр на белорусский. На швейцарский аналог пармезана, может, сбринц.

Лобков: Сбринц, совершенно верно. Очень любил Остап Бендер.

Сагиева: Вы вообще верите, что в России можно производить, например, моцареллу и пармезан? Или это все — технологии, которые нереально реализовать здесь, в России?

Крупецков: Я не то что не верю — я пробовал вкусную моцареллу российскую и прочие свежие сыры. У нас можно делать сыр, у нас можно делать свежий сыр. Наверное, можно делать и твердый сыр, но пока прошло очень мало времени и пока нет хороших результатов. Просто это небольшие заводы, это не промышленный супермаркет, это небольшие хозяйства, которые отвечают за качество свое.

Лобков: Сейчас распространился некий слух, что есть некие безлактозные сыры, и что эти сыры попадают под санкции. У нас есть люди, например, я, которые не выносят лактозы, и что именно под видом безлактозных сыров к нам провозятся какие-то сыры запрещенные. Вот что это такое? Безлактозного молока, кстати, нет.

Крупецков: Сейчас безлактозные сыры в середине июня были окончательно запрещены. Как вы правильно сказали, они были первоначально разрешены.

Лобков: Мы купили его два часа назад.

Крупецков: Скорее всего, он произведен до санкций, до июня. Он произведен, ввезен в Россию официально, просто он лежал на складе какое-то время и сейчас он поступил в продажу, его нарезали.

Сагиева: Попробуйте, что из себя этот сыр представляет, насколько он соответствует качеству. И в чем разница по вкусу лактозного сыра и безлактозного?

Крупецков: Надо понимать, что любой сыр, который выдержан больше трех месяцев, он уже становится безлактозным. Бактерии перерабатывают лактозу, как раз у него появляется вкус и он становится безлактозным. В принципе, любой сыр, который раньше ввозился, тот же пармезан и прочее, они все были безлактозными, все это понимали. Запрещая сыры и оставляя безлактозные, у нас оставалась такая лазейка, которая сейчас у нас закрыта.

Лобков: Давайте еще протестируем. Для чистоты эксперимента.

Крупецков: Тут даже по внешнему виду можно сказать, что это тет-де-муан, это такая швейцарская классика. Безумно пахучий и острый сыр.

Лобков: То есть из всех этих проб, которые мы взяли, действительно мухлежа здесь нет.

Сагиева: Знаете ли, за 3200, конечно, настоящий сыр.

Лобков: За 3200 вам могут продать и бобруйский и сказать, что это швейцарский. Мы отвыкли от этих вкусов, скоро перестанем различать гречку и черную икру, поэтому… Вы считаете, что все-таки продавцы сейчас напуганы, они сейчас не мухлюют, не завозят контрафакты?

Крупецков: Лично я не сталкивался. Действительно сейчас контрафакта просто нет. То есть настолько все боятся Роспотребнадзора, этих проверок, что сейчас этого нет.

Лобков: А эти 8 компаний, которых допустили к ввозу сюда швейцарского сыра, это может повысить конкуренцию и сбить цену немного? Вообще много компаний ввозят швейцарский сыр?

Крупецков: Я на самом деле очень искренне на это надеюсь. Я бегло пробежался по списку этих компаний, там, в основном, я увидел, что там йогурты, очень мало сырных компаний. Поэтому, я думаю, что если цена изменится, то очень незначительно.

Лобков: Это ведь политика, как я понимаю, потому что к Швейцарии предъявлять санитарные претензии — это все равно, что к хирургу, который говорит, что он не очень хорошо вымыл руки для того, чтобы чистить картошку.

Крупецков: Так точно. Считается, что швейцарские продукты лучшие по качеству в мире чуть ли ни. Поэтому да, тут политика.

Сагиева: А что это за информация о том, что 80% сыра — контрафакт. Вот чистый эксперимент: мы пошли в магазин, взяли сыр, который был на прилавке, вы нам говорите, что он весь настоящий.

Крупецков: Тот сыр, который мы с вами едим, надо понимать, что где-то 5—10% — это дорогой сыр, элитный продукт так называемый, а вот те 80%, о которых вы говорили, это, собственно, недорогой российский сыр, в который добавляется пальмовое масло и прочее, который должен называться сырным продуктом, а не сыром.

Сагиева: А вот если сыр голландский, сыр швейцарский написано на этикетке?

Лобков: Сыр маасдам из Белоруссии — можно верить, что это сыр маасдам?

Крупецков: Тут какая вещь, что законы Евросоюза распространяются только на Евросоюз. Так же можно встретить и российский камамбер, и российскую моцареллу и прочее. То есть этот маасдам был сделан там, но если бы Белоруссия входила в Евросоюз, ей бы запретили просто называть так сыр.

Лобков: Дайте нам совет — вот человек идет в магазин сыра купить какого-нибудь, на что он должен смотреть в первую очередь?

Крупецков: Я бы рекомендовал именно на разрез смотреть. Главное, чтобы не было вот таких классических для российского сыра плавающих краев, таких сглаженных. Такое ощущение, что там сыр либо плавился, либо что с ним делали, неправильно его хранили, либо просто его так нарезали, и он за счет каких-то вещей начал плыть.

Лобков: Это от пальмового масла, наверное?

Крупецков: Не факт, но скорее всего да. Это первый совет. Второй — нужно смотреть на то, что написано на упаковке. Тот сыр, который вы купили, это разрезанный сыр, а если вы посмотрите на большой круг, там есть маркировка…

Лобков: Российский сыр костромской или российский сыр маасдам в этом смысле — который не скрывает, что он русский или который скрывает, что он русский?

Крупецков: На самом деле тут как повезет.